Дикое сердце [= Огненный омут ] - Симона Вилар

Гизелла перевела взгляд на Эмму. Рядом С рослым графом Гербертом она казалась особенно хрупкой. Даже двойное широкое одеяние из зеленого сукна — нижнее мягкое до щиколоток, верхнее до колен с вышитой каймой по подолу и на рукавах — не скрывало ее изящества и грации. Украшений почти никаких, не считая маленькой золоченой пряжки, стягивающей ворот. Гизелла обратила внимание на прическу Эммы — блестящая масса красновато-рыжих, спускавшихся по спине волос перевита сеткой из собственных тонких кос.

Когда Эмма оглянулась, Гизелла впервые как следует разглядела ее лицо и поразилась его беспокойной, живой прелести. Темные глаза блестели, отражая блики пламени, над яркими черными бровями лоб обвивала одна из рыжих косиц.

С графом Санлисским Эмма говорила мягко, но когда, простившись с ним, она повернулась к Гизелле, губы ее сложились в жесткую, непримиримую складку. Она надменно подняла подбородок.

— Ваше высочество пришли пригласить меня на свою свадьбу в Руан?

— Нет, — удивлённо ответила Гизелла, даже не уловив злой иронии в голосе Эммы.

— Тогда чем обязана честью видеть вас у себя?

Все тот же сухой, холодный тон. Гизелла невольно съежилась.

— Мадам, — обратилась она к Эмме новомодным титулом знатной дамы, — мадам, мы близкие родственницы, и наши судьбы странно столкнулись. Вам, конечно, известно, что мне предстоит…

— Конечно, известно. Вы собираетесь стать женой человека, которого я и по сей день считаю своим супругом.

— Но ведь вы не были обвенчаны?

— Но я жила с ним, хранила ему верность, у нас был общий кров, стол и ложе.

Она стояла перед Гизеллой, сложив руки на груди, прямая, как пламя свечи. Даже на расстоянии принцесса чувствовала исходящий от нее гнев. Робко опустила глаза..

— Мадам, мы обе женщины, живущие в мире, созданном для мужчин и управляемом мужчинами. Мы всего лишь слабые существа и вынуждены подчиняться. И моя участь и ваша не зависят от воли нас самих. Но мы родственницы, и мы… то есть я бы хотела поговорить с вами, расспросить вас о человеке, к которому меня отправляют.

— А ведь вас страшит участь стать герцогиней? — усмехнулась Эмма.

Гизелла заметила насмешку в ее голосе. И это задело ранимую принцессу более, чем она предполагала. Глаза ее наполнились слезами.

— Меня страшат норманны. Я вообще не хотела выходить замуж и надеялась принять постриг. Но отец — благослови его Господь — всегда видел во мне залог мира с норманнами. Я должна повиноваться его воле.

Слезы так и потекли из ее глаз. Эмма, пожалуй, ощутила жалость к ней. Сидит такая маленькая, несчастная. Она даже не соперница ей, а просто жертва династических соображений. Конечно, не такая жена нужна гордому Ролло. И тем не менее все идет к тому, что так и будет. Этого нельзя допустить.

Она присела у ног Гизеллы, взяла ее руки в свои.

— Послушайте, кузина. Еще не поздно, вас еще не обвенчали с Ролло, а помолвку можно отменить. Король Карл любит вас — это всем ведомо. Так пойдите сейчас к нему, киньтесь в ноги, молите, заклинайте, плачьте. Ведь не камень же у него в сердце. Может, он еще и уступит вашим мольбам. Ведь я знаю Ролло, вам будет тяжело с ним.

— Отец не послушает меня. Ведь он так давно лелеял план породниться с Ролло, дабы он защищал франков от своих собратьев с севера. Пока с Ролло были вы, я еще могла на что-то надеяться. Но теперь он вас выгнал, и мне не остается ничего другого…

— Послушайте, Гизелла, — перебила Эмма. — Ролло меня не выгнал. Это все чистое недоразумение, дьявольское стечение обстоятельств. И если бы я смогла попасть в Руан… У меня от Ролло сын, и он законный наследник Нормандии.

— А мне сказали, что вашего ребенка объявят бастардом и корона Нормандии перейдет к тому ребенку, которого я рожу Ролло.

Эмма резко встала, шагнула в сторону очага, сжала до хруста руки, словно боялась, что ударит Гизеллу. Сдерживало лишь то, что этой девочке невдомек, какую боль она ей причиняет.

— Я вижу, что вы готовы стать герцогиней Нормандской.

— Я смирилась. Я готова принести себя в жертву.

— А зачем?

Гизелла беспомощно захлопала белесыми ресницами.

— Но не могу же я пойти против воли отца. Эмма сердито глянула на нее.

— Что ж, тогда переступите через мою судьбу, лишите меня сына, но помните: вы поступаете безбожно. А Ролло… Он вас интересует? Что ж, знайте, что это мужчина дерзкий и грубый, у которого ни на йоту нет почтения к вашему королевскому происхождению. У него жаркая кровь, и ему нужна такая же женщина, чтобы разделять его страсть, чтобы разделять безумства любви, только тогда он не возьмет в дом наложницу, с которой будет утолять свой пыл.

— Вы говорите как блудница.

— Жена Ролло и должна быть в его руках блудницей, если хоть что-то желает значить для него. А вы, Гизелла… У вас вместо крови в жилах — вода. Вы скоро наскучите Ролло, и он будет пренебрегать вами. И однажды вы проклянете день, когда вложили свою руку в его.

Принцесса встала. Она больше не плакала, даже была сурова.

— Я шла к вам как к родственнице за советом и поддержкой. Но я ошиблась. Вы злая.

— А отчего бы мне не быть злой? Вы своей глупой кротостью лишаете меня всего. Семьи, мужа, сына. Нелепо, но даже плащ, что на вас, принадлежит мне, и именно в нем я была, когда мы зачали с Ролло нашего сына.

На лице Гизеллы появилось брезгливое выражение. Она, нервничая, расстегнула заколку, скинула плащ.

— Вот. Мне не нужны ваши обноски. Я скажу Ролло, что мне противно носить то, что ранее принадлежало другой.

— О, это будет смелый шаг! Не знаю только, обратит ли Ролло внимание на ваши слова, заметит ли он вас вообще… после меня.

И она горделиво вскинула голову. С Гизеллой они были почти одного роста, но тем не менее принцесса казалась маленькой и незаметной рядом со стоящей перед ней красавицей.

— Вы злая.. — вновь повторила она.

— Да. Но я буду молиться о вас, чтобы ваше жалкое существование не стало для вас кромешной мукой. А теперь убирайтесь, ваше высочество, вон!

Гизелла вздрогнула. С ней еще никто так не разговаривал. И она ощутила нечто похожее на гнев.

— Я знаю, почему вы злитесь. Потому что Роллон отверг вас ради меня. Да, вы хороши собой. Но не нужны ему. Ему нужна лишь я и моя королевская кровь. А вы… вы забытая принцесса. И вы никому не нужны!

Когда она вышла, Эмма бросилась на кровать. От горя чувствовала себя совеем разбитой? Да, эта дочь короля права и она никому не нужна. Что же ей теперь делать? Ее венценосный дядюшка Каролинг даже не пожелал с ней встретиться, ее охраняют, как пленницу. Опять плен… И тем не менее у нее оставалась надежда. Ибо разве Ролло не вспомнит о ней, когда увидит эту… Но что тогда?